На прошлой неделе закончилась I Международная триеннале современного искусства «Арктический хронотоп-2018». В названиях подобных мероприятий всегда выделяется основное слово, которое образует главный смысл и ради чего собственно затевается проект. Главным здесь является слово «арктический», не только потому что было организовано Арктическим институтом культуры и искусств, но было призвано взбудоражить интерес людей искусства и научное сообщество к Арктике.
Почти неделю в стенах АГИКИ проходили различные мероприятия. От перфомансов, научных конференций, круглых столов до ворк-шопов, которые показали, что организаторы проекта не собирались ограничиваться только экспозицией и разговорами вокруг искусства. Все гораздо шире и сложнее. Первая триеннале – это возможность поговорить об Арктике с позиций культуры, искусства, социологии, дизайна и креативных индустрий. Это немного другая оптика и другой контекст, когда об Арктике говорят, обсуждая картины Осипова, Курилова, Старостина. О чем говорила в своем выступлении замдиректора НХМ Владислава Тимофеева. Или показывают Арктику глазами детей, которые рисуют комиксы на актуальные местные темы. Это происходит в арктической школе «Чысхаан», созданной в Оймяконе доктором культурологии Варшавского университета Кюннэй Такасаевой. Вначале все это кажется немного странным, потому что есть привычка ожидать, что разговоры об Арктике непременно будут идти вокруг глобальных тем – катастрофического состояния арктической экологии, не менее катастрофического состояния людей Арктики. Но в какой-то момент становится ясно, что это не совсем академическая конференция, хотя и затрагивались вопросы экологии и социальных проблем. Но все же эти рефлексии носят более частный характер, как если бы вдруг обычным людям сказали – а что ты можешь сделать для Арктики? Какой вклад ты можешь внести в улучшение жизни на самом краю земли?
Думаю, такая мотивация была у профессоров Страсбургского университета и Университета Париж 8 Франсуаз Винсент и Элуа Ферия, когда они отправились на противоположный полюс Арктики в Антарктиду. Результатом этой экспедиции стали 5 000 фотографий, из которых 1 000 выложили на своем сайте. Художники всего мира свободно пользуются этими редкими снимками и открывают мир Антарктиды для других людей. В последние годы внимание французских искусствоведов приковано к нашей республике. Теперь они не только кураторы Международного якутского биеннале современного искусства BY8, члены жюри нынешнего триеннале, но и создают в АГИКИ офис по продвижению креативных индустрий.
Участие французских партнеров – важная часть триеннале, которая открывает новый взгляд на искусство и способы коммуникации в искусстве. Эта пара путешествует по миру с исследовательским интересом. Их арт-объекты и перфомансы на первый взгляд совсем не впечатляют и относятся к той категории искусства, про которое нередко говорят – «любой дурак так может». На биеннале в 2016 году они выставили в зале НХМ телевизор, на котором сушились войлочные стельки, старый детский стул, обклеенный золотой фольгой, кастрюлю с сусальным золотом на весах под названием «Волшебник страны». В этом же зале висели произведения местных художников, с профессиональным и качественным подходом, за которым был виден кропотливый ручной труд. Все это вместе выглядело интересной историей о столкновении двух культур: современности и традиции. То, что мы еще не привыкли считать искусством, и то, что привычно и понятно.
Искусство может быть и таким – говорят французы. Кажется, говорят не только лично от себя, а от тех французов, за спиной которых стоит колоссальный опыт интеллектуального осмысления культуры. Если искать отправную точку якутских биеннале и триеннале, то они ведут в ноябрьский Париж 2013 года. Там в Университете Париж 8, который в 1969-м основали Делез, Фуко, где их традицию антиакадемизма и свободомыслия продолжали Рансьер, Миллер, Бадью и др., группа якутских художников провела виртуальную выставку «Прелюдия в Сибирь». В стенах этого университета на окраине Парижа в Сен-Дени организаторы триеннале Анна Петрова и Ольга Рахлеева говорили о якутском искусстве на конференции по мультикультурализму и художественной идентичности. Помню, как после этой поездки Анна говорила мне об охранительном характере национального искусства и о свободе, без которой искусство никогда не выйдет за пределы этого охранительства.
Эта поездка состоялась благодаря Франсуаз Винсент и Элуа Ферия, который является профессором Париж 8. Когда на нынешнем ворк-шопе Франсуаз рассказывала о немецко-швейцарской художнице Мерет Оппенгейм, мне больше всего запомнился ее автопортрет на рентгеновском снимке. Череп художницы в профиль, с серьгой, словно висящей в воздухе. Это скрытая, невидимая природа человека, которая находится под кожей и которая интересна художнику. Оппенгейм создала этот портрет в 1960-е годы, и это метафора нового взгляда на искусство, которое обращено вовнутрь. К сущности вещи, а не к внешней форме.
Искусство, как исследование, как познание – такой подход непременно выводит художника к самым неожиданным вещам и результатам. Думаю, об этом предлагают задуматься французские партнеры и организаторы триеннале. Экспозиция, развернутая на двух этажах института и в Камерном зале, могла бы называться не обязательно Арктический хронотоп, а Срединный мир, Северный край, Земля Олонхо. Никто не увидел бы противоречия, поскольку подобные названия не ограничивают участников в выборе сюжета, темы, формата. Но «Арктический хронотоп» заставляет задуматься о своей идентичности. Намеренно или ненамеренно организаторы ставят важный вопрос – кто мы и откуда? Если взглянуть на весь массив якутского изобразительного искусства, то это скорее Земля Олонхо, Срединный мир, а не Арктика. Живопись, графика, скульптура, прикладное искусство отражают якутскую идентичность с ее аласами, Ленскими столбами, мифологическими образами и пр. Образы Арктики можно увидеть лишь в работах Николая Курилова, Афанасия Осипова, Михаила Старостина.
Новый арктический тренд предлагает шире ощутить свою идентичность. В ней не только этническая сущность жителя Центральной Якутии, а попытка осознать себя человеком огромного пространства до самого края земли у моря Лаптевых. «Арктика нуждается в нас!», «Арктика хочет быть услышанной!» — такие реплики раздавались на конференции, как призыв к осмыслению и освоению этого пустынного, холодного пространства. И тут же звучал голос ученого, который предвидит все мифы и ассоциации, связанные с Арктикой. Задача ученого сломать стереотипы мышления, чтобы Арктика и Север не вызывали негативных коннотаций – вроде безжизненного пространства, холода, периферии, оторванности. Об этом говорила профессор Университета Лапландии Анна Штаммлер-Гроссман и ее выступление было важным для того, чтобы обозначить правильную позицию и уже оттуда смотреть на Арктику, как на место совсем не враждебное и не чуждое человеку. Ведь не кажется оно таковым для чукчи, юкагира, эвена, коряка — коренного номада за многие века создавшего здесь свою цивилизацию.
У «арктического» горожанина немного иначе. Это вечная трансграничность, между внутренней природой и внешней культурой. Он исторически объект культурного воздействия извне, а теперь уже субъект, пытающийся дотянуться до мирового, универсального, западного. Об этом настойчиво напоминали на круглом столе «Диалог по креативным проектам в сфере творческих индустрий». Эту встречу с профессионалами из сферы кино, изобразительного искусства, дизайна, IT-технологий, моды инициировали ректор АГИКИ Саргылана Игнатьева, председатель правления АКБ «Алмазэргиэнбанк» Людмила Николаева, замминистра культуры Владислав Левочкин. Приглашенным участником из Москвы была руководитель Universal University Екатерина Черкес-Заде. 13 лет назад она основала на частных инвестициях независимую от государства образовательную площадку, куда вошли Британская школа дизайна, Школа компьютерных технологий Scream School, Московская школа кино, Московская школа архитектуры МАРШ, Московская школа коммуникаций MACS, Московская школа музыки, Академия блокчейна и Бизнес-инкубатор. Было невероятно интересно послушать историю успеха этой женщины, которая начав с двух компьютерных классов, сегодня создала самую крутую в России площадку по креативным индустриям. «У нас преподают только люди, работающие в индустрии, которые могут передать свой опыт. У нас результат образования должен быть равен входу в компанию», — слова Екатерины.
Это история про капитализм, успех, конкуренцию, деньги. И хоть она напрямую не связана с темой триеннале, но очень актуальна для наших художников и нашего представления об искусстве. Мы ведь привыкли к тому, что искусство – это бескорыстное служение высоким идеалам, что вдохновение не продается. Наверное, поэтому у нас до сих пор нет понятия арт-рынка, а мастерские художников заполнены картинами. Об этом с горечью говорила мне в коридорах триеннале художница Наталья Николаева, вспоминая старейшего художника, педагога многих якутских художников Петра Ласса. После смерти художника судьба его картин в мастерской остается неизвестной. Будут ли они востребованы? Наверное, похожих историй немало. И это наводит на разные мысли.
Прежде всего о том, что наше отношение к искусству остается очень консервативным и потребительским. Поход в музей, на выставку должен доставить удовольствие, радость, приятные эмоции и чаще это эмоция узнавания. Человек радуется, когда видит знакомое, когда оправдываются его ожидания. Поэтому поход в музей похож на ритуал, где вновь и вновь переживаются знакомые эмоции от прекрасных видов родной природы с аласами, Ленскими столбами, охотничьими сюжетами, деревенской пасторалью, от узнаваемых портретов людей… Удовольствие вызывает не только узнавание, но и уважение к труду художника. Это почти обязательное свойство якутского искусства, в котором ценится ручной, ремесленный труд. Поэтому и якутский арт-модерн отличается этим свойством. И если вдруг среди этого появится инсталляция из старых туфель, книг, магнитофонов, чайников, то это воспринимается, как что-то малоценное, малозначащее и совсем не искусство.
Тут неуместно кого-то упрекать. Мы находимся в ситуации, когда все новое – перфоманс, инсталляция, видеоарт, акционизм – приходят к нам в виде голых внешних форм. Их содержательная сторона часто непонятна и не читаема. Эти высказывания скорее декоративны, чем остро-социальны или остро-политически. Здесь опять нет упрека, потому что мы живем в такой ситуации, где остро-социальное и остро-политическое — это не функция и не прерогатива искусства. Уже рэп берется под контроль государства и скоро запоет по заказу партии. Но если называть вещи своими именами, то весь этот активизм, акционизм, актуальное искусство появились в западном мире, как реакция на социальные и политические вызовы. Часто реакция протестная. Задача ведь не в том, чтобы оригинально сложить туфлю с чайником. В таком лишенном своей сущности виде перфомансы, инсталляции воспринимаются скорее декорацией, оформлением.
Наверное, любое явление искусства, зародившись в определенной среде и с определенными характеристиками, в другой среде почти всегда трансформируется. Каждый делает под себя, в соответствии со своим менталитетом. И опять о менталитете, местности, идентичности, потому что, побывав несколько дней на триеннале, я как-то больше думала о таких вещах. Нежели о конкретных картинах и арт-объектах, которые словно продолжали многие предшествующие выставки. Я поймала себя на том, что жду открытия. Оно случилось, когда была представлена очень свежая работа художницы Евгении Баракиной, которая много лет назад уехала из Якутска в Петербург, оттуда в Бельгию. Сегодня Евгения живет в Генте и поддерживает дружеские и творческие связи с Анной Петровой. Благодаря этому мы смогли увидеть, какие возможности открывает использование новых технологий в руках художника, имеющего академическую школу.
«Спящая Арктика» — это три огромных черных полотна, висящих на разных сторонах Камерного зала. Грубая материя, с необработанными краями органично вписывается в атмосферу залы, которая выглядит совсем неакадемично. На одном полотне портрет девушки с закрытыми глазами, выполненный настолько фотографично, что приходится потрогать руками материю, чтобы убедиться в наличии красок. На это лицо проецируется видео – летят птицы, пробегают звери, проплывают разные знаки, символизирующие эволюцию. Но девушка спит. Она открывает глаза от прикосновения чьих-то рук, и то лишь на какое-то мгновение. Мысль очень ясная и оригинально представленная. На других полотнах портрет этой девушки словно мерцает сквозь узоры и этот эффект достигается за счет двойного слоя плотной и прозрачной ткани. Здесь важна не только тема, идея, технология, но само участие художницы в триеннале. Говорят, на встрече с Евгенией был полный аншлаг. Студентам и художникам был очень интересен опыт жизни художницы в Бельгии. В стране с высокой концентрацией искусства и конкуренции наша бывшая землячка все же смогла найти свою нишу. Сегодня она участница многих выставок, в том числе очень престижной бельгийской Fair Art.
Я бы очень хотела, чтобы об этом триеннале писали молодые, которые только открывают для себя якутское искусство. Потому что важен свежий взгляд, способный видеть совсем по-иному. В моем случае сложились некоторые клише, и не хочется их использовать, говоря о любимых работах и их авторах. Когда я проходила по выставочному пространству, то сама собой сформулировалась тема экспозиции — педагог и ученик. Это самое первое, что приходит на ум, когда видишь работы известных художников Марианны Лукиной, Сардааны Ивановой, Анны Петровой, Ольги Рахлеевой, Натальи Николаевой, Георгия Решетникова, и работы студентов, в которых угадывается школа Артура Васильева или Туйары Шапошниковой.
Для человека пишущего, эта экспозиция кажется мозаикой из очень разноплановых и разнонаправленных работ. Ведь каждая из них это фрагмент, который художник вырвал из одного большого целого, и принес на выставку. Можно представить, что за каждым фрагментом стоит история художника с его задачами и темами. В этом состоит сложность восприятия подобных экспозиций, в отличие от персональных выставок, где одна большая история и один язык дают возможность угадать, хотя бы догадываться о том ядре, которое лежит в его творчестве.
У этой экспозиции очень разнонаправленные истории, объединяет которые ментальная склонность к неспешному процессу, в котором ценится ручной труд с его растянутостью во времени. В этом искусстве художник выясняет отношения с цветом, фактурой, композицией и прочей материей. И прежде всего он стремится к материальному воплощению своего искусства. Искусство, как материальная вещь. В этом представлении оно существует в первую очередь у общества, и, наверное, самая громкая акция, которая бросила вызов этому представлению, случилась этой осенью на аукционе Sotheby’s с самоуничтожением картины Бэнкси. Идея против материальности. Чистая идея, за которую выложили почти полтора миллиона долларов.
Зачем я пишу об этом? Может мне не хватило идей? Возможно, главная идея триеннале была заложена не в самой экспозиции, а во всем проекте «Арктический хронотоп-2018»? Где людям хотелось громко и эмоционально говорить об Арктике, о Севере, о необходимости изменений и перемен. Вспомнились 1990-е годы, когда якутское искусство словно переродилось, обрело новое качество. И сейчас продолжается в основном на той инерции и энергии, которая уже давно не та. Если написать о том, что это следствие кризиса, застоя в стране, то это сразу умаляет искусство и отводит художникам скромную роль. Людей, которые не производят новые смыслы, не влияют на общество и власть, а только обслуживают их интересы и потребности.
«Спящая Арктика» осталась в Якутске. Я думаю, что на нее можно проецировать не только пролетающих птиц, пробегающих зверей, красивые знаки, которые замкнуты в мире искусства. «Спящая Арктика» может проснуться, стать другой, если на нее проецировать что-то иное, выходящее за границы искусства. То, что по-настоящему бьет в твой нерв и в нерв сегодняшней жизни.
Источник: Елена ЯКОВЛЕВА.