Нынешний год принёс Оперному театру Якутии немало хорошей и доброжелательной критики по поводу постановок и концертных выступлений. И странно было бы не видеть в этом большие заслуги главного дирижёра Николая ПИКУТСКОГО.
— Сезон был сложный, но очень интересный. Играть и дирижировать с нашим симфоническим оркестром— счастье! Действительно, это выдающийся коллектив Якутии. Надеюсь, что наше сотрудничество продолжится.
— Расскажите о том, что ждёт зрителей в театре в новом сезоне.
— Уже объявлена премьера интересной оперы «Свадьба Фигаро» — это моя давняя мечта. Об остальном пока не буду говорить. Но планы очень интересные. — Чем обуславливается выбор того или иного произведения для постановки?
— Здесь очень много вводных: формальных и неформальных. В первую очередь, конечно, главная идея — развитие театра. Куда мы идём, какой репертуар осваиваем, что нам важнее и нужнее? Ну и формальные причины: юбилейные даты, заказы на гастроли. Немало- важно, имеем ли мы состав солистов на то или иное название, есть ли те, кто будет петь главные партии те, кто будет петь главные партии? «На кого» ставится спектакль? Очень важно также не быть запрограммированными только на финансовый успех спектакля. Если мы ставим что-то очень популярное — «Травиату» или «Кармен», то есть явно кассовые спектакли, одновременно мы делаем что-то и «для совести». Например, «Евгений Онегин», оперу которая непростительно давно не шла в Якутске и где прекрасная музыка, не нуждается в каких-то эпитетах. Эта опера сейчас популярна по всему миру как никогда. Или мы ставим что-то экспериментально- современное, например, духовную оперу « Аар Тойонно алгыс» Владимира Ксенофонтова и Владимира Кондакова. Мы понимаем, что этот спектакль никогда не будет собирать полный зал, да и идет он не так часто. Но сделан здорово. И он очень много дал театру, труппе и тем артистам, которые в нем заняты, это феноменальная школа, это спектакль ансамбля! Оперные артисты очень выросли в нем. В общем, все время некое балансирование. Мы думаем, что должны собирать кассу, зал, но в то же время мы делаем что-то и для себя. И это очень радует, потому что на одной коммерции не прожить – сердце черствеет. Самый серьезный вопрос в российских музыкальных театрах – острая нехватка оперных и балетных дирижёров. Моя задача, как у врача, не навредить и попытаться сохранить, не мешать. Надо заметить, что наш Оперный театр имеет уникальные творческие традиции. Вот недавно коллектив хора, возглавляемый Октябриной Семеновной Птициной, отметил свое славное 75-летие.
— Какие у вас отношения с режиссёрами?
— Мы стараемся делать вместе одно дело. Не бывает такого, что музыка замечательная, а режиссер не очень. Или все плохо, а вот художник Саргылана Иванова – молодец, она вытянула весь спектакль. Мне посчастливилось работать с известными режиссерами Прокопием Неустроевым и Карлом Сергучевым. Чудо оперного спектакля — когда всё хорошо вместе. И рождается это в разговорах, в спорах, в желании не только убедить другого, но и услышать друг друга. В. конечном счёте мы делаем спектакль вместе, и мне кажется, здесь не должно быть каких-то перетяжек. Мой любимый термин здесь «сотворчество».
— Сегодня среди любителей оперы можно выделить две группы. Одни — сторонники так называемых классических постановок, где всё — от декораций до костюмов — выполнено по ремаркам авторов, другие ратуют за всевозможные новаторства. А как вам кажется, какими должны быть оперные постановки?
— Талантливыми. Интересными. Главное для меня, чтобы в постановке сохранились те взаимоотношения, те чувства, эмоции, которые закладывали композитор и либреттист. Спектакли, где главный герой выходит в джинсах и поёт свои арии, поставлены давно-давно. И тогда это было событие. Хотя в драматическом театре подобное существовало уже много лет. В этом смысле опера немножко отстала. Мне кажется, сейчас возрастает интерес к внутреннему миру, а не к одежде, в которой поют герои. Хоть в консервных банках, лишь бы были сохранена идея, эмоции, взаимоотношения. Шекспир и Мольер будут понятны и актуальны всегда. Главное – никогда нельзя опускаться, пытаться заигрывать с публикой, превращать все в некий упрощенный вариант. Нельзя говорить, что вот у нас мол, такое время, так что давайте попроще.
— Нет ли у вас ощущения, что не хватает композиторов, которые пишут оперы или балеты?
— Дефицит талантов существует в любой профессии. Это всегда штучный товар. Так же, как сейчас есть дефицит балетмейстеров, дирижёров, режиссёров. Мы очень много отсматриваем, отслушиваем того, что нам предлагают к постановкам. Но при этом есть оперы современных композиторов, которые идут по всему миру. У того же Владимира Кобекина 16 или 17 опер, из них две оперы поставили в нашем театре. И все они в репертуарах разных театров. На мой взгляд, есть среди них абсолютные шедевры, такие, как «Пророк»,спектакль, в своё время поставленный в Свердловском оперном театре. Но надо понимать, что многие театры, находясь в сложной ситуации, считая каждую копейку, скорее возьмутся за «Риголетто» или «Трубадура», чем за Кобекина.
— Не думаете, что всё это может привести к вымиранию оперы как жанра?
—Нет, конечно. Оперу хоронят уже лет 300. Все говорят, что она «загнивает». Но она очень уже удачно «гниёт» с момента основания. И чуть ли не каждый год начинаются разговоры: вот, мол, певцы уже не те, что были пять лет назад. Как и с Венецией. Венеция, конечно, тонет, но еще наши внуки ее посмотрят.
—А как состоялся переход от музыканта, дирижера оркестра народных инструментов к дирижеру оперных и балетных спектаклей?
— Достаточно плавно, потому что дирижирование — мечта детства. Мне очень хотелось быть именно дирижёром. Но мама сказала, что сначала надо кем-нибудь стать, чтобы не было так: ничего не получилось — пошёл в дирижёры. Работа дирижёра занимает очень много времени. Периодически занимаюсь, чтобы форму не терять.
— У вас очень напряжённый творческий график. Преподавание в АГИИК, ВШМ РС(Я) имени В.А. Босикова и музыкальном колледже имени М.Н. Жиркова не является для вас дополнительной нагрузкой?
– Для меня это удовольствие, и отдых. У меня безумно талантливые и совершенно замечательные студенты. Я абсолютно «человек, проживающий в городе Якутске». И был счастлив, когда меня пригласили преподавать. Это мои стены, это мой дом.
– На ваш взгляд, нынешнее поколение студентов отличается от студентов вашего поколения? – Разное время – разные ощущение жизни, темп жизни. Наверное, в этом есть своя прелесть. Конечно, они другие. У них другие склонности, они может быть, более «продвинутые» и современные. Но, с другой стороны, у нас тоже есть свои преимущества. И я им рассказываю о музыкантах XX века, кого слышал, кого знал. В этом, наверное, есть связь поколений. Когда начинают бороться с традициями, мне всегда немного смешно. Традиции – это манеры исполнения, какие-то навыки поколений, в этом числе не только технические, а в большей степени эстетические. И в этом плане в Оперном театре было замечательно, никто ничего специально не рассказывал, но все преподавалось. Ты смотрел на человека, который сидит рядом с тобой и играет 20, 30 лет, и какие-то вещи перенимал на лету глазами, ушами. Поэтому Оперный оркестр Якутска остается выдающимся коллективом. Надо чувствовать ауру предыдущих поколений, всего того, что было до тебя. Невозможно прийти и сказать: вот я такой родившийся сейчас гений, с меня началась история музыки (хотя, есть люди, которые так говорят). Что-то было до тебя. Можно быть каким угодно новатором, придумывать все, что угодно, но нельзя отрываться от того, что было до тебя. Иначе ты каждый раз заново будешь изобретать велосипед. Есть замечательный совет молодым писателям: если можете не писать — не пишите. Если можешь не дирижировать — не дирижируй. Если не можешь, ты должен понять, зачем ты выходишь к пульту. Ты должен знать, что тебе есть что сказать, и ты знаешь, как это сказать. Надо понимать, дирижёр—это кровавая профессия. Абсолютно кровавая, ведь театр — место, где ты каждый день голыми руками вбиваешь гвозди в дубовую доску. Каждый день. Это тяжелейший труд. И никто не знает ни кучки наших лекарств, ни нервов, ни сердец. Публике это не нужно знать. Они приходят получать удовольствие от спектакля, от тех эмоций, которые они переживают благодаря музыке. А если ты хочешь руководить, есть много мест, где можно сделать карьеру гораздо быстрее и гораздо безболезненней…
— Как бы вы могли охарактеризоватьсвои отношения с оркестром? В управлении коллективом придерживаетесь демократии или опираетесь на диктатуру?
– Лучшая демократия – диктатура. В первую очередь это, конечо, уважительные взаимоотношения. Да, иногда я бываю жестким, иногда бываю всяким. Но всегда должно присутствовать уважение к тем людям, с которыми ты каждый вечер выходишь на сцену. И на самом деле у нас в оркестре замечательные музыканты. И я очень рад, что с ними работаю. Мы проводим вместе колоссальное количество времени. На работе больше , чем дома. А работа тяжелая, сложная и в общем выматывающая. Иногда думаешь, хорошо было бы работать симфоническим дирижером, пришел на 4 часа, отработал и свободен. А театр – то место, куда приходишь каждый день с утра и уходишь в 10 вечера в лучшем случае. Просто такая специфика. У нас замечательный оркестр. Многие пришли уже при мне в последние пять лет. И мне кажется, атмосфера нормальной работы у нас присутствуют. Главное правило моей профессии: ты любишь то, что исполняешь в данный момент. Иначе не имеет смысла выходить на сцену. Если ты выходишь, неважно, что ты играешь: современные постукивания и побрякивания по инструменту, XX век или романтику. У меня достаточно счастливая судьба, я никогда не делал того, что не хочу. Может быть это и не очень правильно, но я часто отказывался и отказываюсь от каких-то вещей, которые мне не интересны творчески. Если же говорить о предпочтениях, мне ближе классико-романтический пласт плюс XX век.
— Есть какое-либо музыкальное произведение, которым вы мечтаете продирижировать?
– С детства хотелось продирижировать Чайковского. Стараюсь все-таки воплощать свои мечты. У нас в Оперном театре получилось…
— Что, на ваш взгляд, способствует популярности то или иного дирижёра?
— Всё, что угодно. Кажущаяся лёгкость нашей профессии — вышел, взмахнул палочкой, и всё зазвучало — привела к тому, что девальвировалось отношение к дирижированию. Люди стали забывать, что это совершенно отдельная профессия, которой тоже нужно учиться. Недостаточно просто быть музыкантом с именем. Это как в медицине: если ты хороший педиатр, это не значит, что завтра ты можешь сделать нейрохирургическую операцию. Можно быть замечательным скрипачом, виолончелистом, пианистом, но дирижирование – это другая уже профессия. Не бывает, что встал на подиум, и все само получилось. Так может получиться только пару раз, да и то только с очень классным оркестром. Но оркестранту одинаково невыносимо как с уважаемыми музыкантами-инструменталистами, которые выходят к оркестру и ничего не могут показать руками, так и с прекрасными технарями, но без сердца. В дирижировании вообще катастрофа. Жирижеров никогда не было много – максимум десять имен на страну, если не на весь мир. Но всегда и у нас, и там была достаточно сильная категория вторых и третьих дирижеров, тех кто ведет репертуар. Это всегда были профессионалы. Вопросов очень много. Например, о темпах и музыке нужно договариваться в репетиционном зале, в классе, но на спектакле артисту должно быть комфортно. Остальным, видимо, это не нужно, ведь необходимо привести к какому-то среднестатистическому стандарту. Тогда это катастрофа.
— Как вам последний концерт с приезжим пианистом Артемюм Клементьевым?
— Артем Александрович Куементьев именно тот пианист, о котором я мечтал. Во-первых он большой профессионал, у него великолепная техника, пианист, который может сливаться с оркестром, а не мешать, отлично разбирающийся в русской музыке, прекрасно слышащий свой инструмент и оркестр.
— Как складываются отношения с местными играющими учениками и студентами вузов Якутска?
— На свой шестой сезон я надеюсь пригласить наиболее талантливых ребят сыграть с симфоническим оркестром Оперного театра.