15 октября на премьерном спектакле «Ледоход», открывавшем 85-и юбилейный сезон Саха академического театра, занавес поднимался под символичные для его художественного руководителя Андрея Борисова звуки тихо журчащей воды. И сам режиссер расставил свои символы по ходу течения спектакля. Для кого-то они, может быть, до поры остались непонятыми, для других прозвучали очень лично.
На спектакле было много молодых людей, для которых театр до этого вечера не существовал. Он был для них просто словом, не наполненным содержанием. Ребята пришли сюда первый раз в жизни, но есть надежда, что большинство из них вышли уже заряженные внутренним светом смыслов, таких далеких в нашей суматошной жизни, но, оказывается, таких близких «внутреннему человеку», который в каждом из нас спал до времени. А ведь мог проспать всю жизнь!
Студенты Якутской государственной сельхозакадемии — ветеринары, юристы, технологи, экономисты разрешили впустить в себя «фиктивную форму», через которую только и возможно расти, открываться чему-то новому, например, памяти, долгу и чести. Отрадно, что молодые актеры Тамара Обутова, Руслан Тараховский, Роман Дорофеев идут им навстречу, позволяя соприкоснуться со святым — взойти на сцену и ощутить театр изнутри. Когда-нибудь студенты будут рассказывать своим внукам и об этом, глядя на «старую» фотографию сцены с артистами.
Режиссерскими связками в спектакле Андрея Борисова стали чороны Как символы родного и вместе с тем уникального и неповторимого. Они выставляются миру, неся вместе с тем скрытое сопряжение с богом, наполняющим тебя «напитком судьбы», но, увы, судьбы трагической. Ружье — символ стихийности и страсти, поражающее слепо, приносящее насильственную смерть. Глобус как сфера, а значит символ исполненности и цельности, но вместе с тем географической разорванности в пространстве. Гитара, граммофон, топор, связанные лодки, стихия ледохода — таков символический спектр персонажей и действенных элементов исторической драмы семьи Ксенофонтовых, созданный драматургом Василием Харысхалом.
«Отец, прости!» — звучит из уст сыновей Ксенофонтова как прощание и подводит и оттеняет символическую нагруженность последних слов героя Р. Дорофеева. Здесь слово «отец» наполняется почти христианским содержанием.
Главным сценографическим решением стали столбы-опоры и венчающая их перекладина, они относятся к ключевым символическим конструкциям народа саха, раскрывающим настоящее, будущее и прошлое. Столбы-опоры должны сдерживать стихию реки забвения, напоминать о каждодневном усилии строго держаться традиционной формы. Периодически венчающая их перекладина, образуя прямоугольную арку, становится либо символом надежды на будущее, либо ее крушением и смертным в завершающем сюжете спектакля, можно воспринять как дань и дар потомкам, а также как летописи, которые есть смысл читать, если у нас есть что вспомнить.
Идеологические ярлыки, которые и сегодня живут своей вязкой и запутанной жизнью, не позволяют увидеть за словами «белые» и «красные», «буржуазный национализм», «сарыновщина», «ксенофонтовщина» страсть к свободному проявлению принципа: «только от тебя самого за висит то, что с тобой произойдет в этом мире». Beрность личной судьбе, судьбе семьи, рода породила ответственность пассионариев-модернизаторов, Успев пройти лишь начало пути, первые якутские интеллигенты рано нашли свою смерть. Мы и сегодня продолжаем мучиться непреодоленным, находясь в той же самой исторической точке.
Примечательна высказанная спектаклем мысль: есть хаос революционной стихии, а есть четкость формальных поступков в рамках продекларированных законов, гражданских принципов, действий в строгих рамках идеи под названием «политика». Спектакль становится авторской разработкой формы. Последняя порождает понимание, что осовремениться разом и всем вместе невозможно, это иллюзия. В действительности стать человеком, соразмерным своему времени можно только индивидуально, только личным усилием.
Жизнь сыновей Василия Никифоровича Ксенофонтова – это поиск самих себя, самостановление, это голос этнической самоидентификации, подчас драматический и эмоциональный. В сравнении с первым летним показом спектакль стал цельным, исчезли затянутости и лишние сюжетные линии, обострилось впечатление от символических конструкций спектакля.
Молодежь способна развиваться лишь по мере приобретения личного опыта, разрушения каких-то надежд или иллюзий. Дело здесь не только в обретаемом профессионализме, но и в той мере свободы, на которую они станут способны в делах. При этом спектакле как «изобретаемые формы» сопрягают их именно с этим, они не дают предать забвению то, что делает нас людьми.
Алексей Пудов